![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Мой скальпель бескровный, твой отблеск недозеркален:
видна штриховка двух металлов и пламени.
Следы от мгновенной правки, не шрамы, но – стиснув зубы! –
так рвутся вперёд, через сопротивленье зазубрин.
Скальпель снимает лоскутья рубашки простого карандаша:
так раздевают луковицу: нажимом слезы и ножа,
срывают повязки зимней бумаги – с окон, блаженно больных инфлюэнцей,
шкурку с кролика – ворс и розовость: потрясение детства...
«Стебель и сталь», иссушённость и наводнение, перебои
сердечные и охлаждённая плоть – так знакомы прибою
длинная ласка и неотвратимая сиюминутность напора.
(в неторопливой беседе паузы часто важнее всего разговора).
Влажный моллюск – в ослаблённой струбцине ракушки.
Тихий сквозняк сновидений - между виском и подушкой.
Всплеск узнаваемой близости отдалённого словотворенья,
И – одинок. Одинок... Одинок? Одинок! – беспредельно.
… Но скальпель, и карандаш – и весь этот разброд состыкуются просто:
никто не придёт умирать на Васильевский Остров.
видна штриховка двух металлов и пламени.
Следы от мгновенной правки, не шрамы, но – стиснув зубы! –
так рвутся вперёд, через сопротивленье зазубрин.
Скальпель снимает лоскутья рубашки простого карандаша:
так раздевают луковицу: нажимом слезы и ножа,
срывают повязки зимней бумаги – с окон, блаженно больных инфлюэнцей,
шкурку с кролика – ворс и розовость: потрясение детства...
«Стебель и сталь», иссушённость и наводнение, перебои
сердечные и охлаждённая плоть – так знакомы прибою
длинная ласка и неотвратимая сиюминутность напора.
(в неторопливой беседе паузы часто важнее всего разговора).
Влажный моллюск – в ослаблённой струбцине ракушки.
Тихий сквозняк сновидений - между виском и подушкой.
Всплеск узнаваемой близости отдалённого словотворенья,
И – одинок. Одинок... Одинок? Одинок! – беспредельно.
… Но скальпель, и карандаш – и весь этот разброд состыкуются просто:
никто не придёт умирать на Васильевский Остров.